|
Михаил Жванецкий не любит подводить итоги и разделять время на круглые даты и циклы. Он предпочитает объединять их своим юмором. Но очевидцы-историки прямо сейчас могут признать, что в наше время он единственный смог «ужать истину до размеров формулы, а формулу до размеров остроты».
6 марта Михаил Михайлович отмечает юбилей. 75 лет. Как сам он сказал: «Я не склонен делить годы на «до и после», плюнул на это». Поэтому его день рождения будет для нас как повод, чтобы поздравить великого сатирика и признаться ему в любви. А 18 марта во Дворце «Украина» на большом юбилейном концерте киевляне сделают это лично.
– Михаил Михайлович, судя по фотографиям, вы – поздний ребенок?
– Да, отцу было сорок лет, когда я родился.
– Поздние дети часто отличаются заметными способностями. Вы в своем Мите их уже обнаружили?
– Митю я люблю, он у нас очень симпатичный. Посмотрим, что будет дальше, не хочу забегать вперед. Он весьма неглупый парень и сам должен во всем разобраться. Сейчас ему тринадцать лет. Он вообще вежливый и меня слушает. Ну, маму – со скандалом, а меня – со слезами. То есть, если я что-то скажу, он не возражает, хотя может тихо поплакать, но я стараюсь не особенно докучать ему своими распоряжениями.
– Вы начинали свою карьеру в Одесском порту, но почему человека с красным дипломом взяли механиком?
– Да и то большое счастье, что взяли. Одесский порт считался очень престижным местом и был забит выпускниками до отказа. А механик – это же инженерная должность. Ну, правда, паршивая, 89 рублей – оклад. В моем подчинении были четыре или пять человек и техника: катер «Вьюга», подъемный автокран «Канадец», старый автопогрузчик, списанный с участка порта, и потом пришел электрический кран «Январец».
Я разъезжал на этих кранах со страшной силой, ломал шлагбаумы задними надстройками, потом сам же их и ремонтировал. Однажды заехал автопогрузчиком в «Победу» начальника порта. Кошмар! Я въехал вилами ей в зад, пробил крыло, а там шофер спал. В тот раз я впервые сел за руль, надо мной шефствовал – до сих пор помню – крановщик Ялынчук. В общем, он потом за свой счет и ремонтировал эту машину, потому что я считался практикантом, за которого он отвечал. Мне его так жалко было.
– А у вас не было мыслей продолжить дело отца, который был врачом?
– Нет. Что касается медицины... Кровь я как не мог, так и не могу видеть. Смерть вызывает панику и злость. Меня так и не заинтересовало анатомическое устройство красивой женщины. На вопрос: «Что движет человеком?» врач отвечает: «Мышцы». Мне кажется – другое.
– Кому-то удавалось вас разыгрывать?
– Меня в основном жалели. Розыгрыши случались, но вспомнить ничего не могу. На меня даже как-то обиделись из-за этого. Меня пригласили в передачу «Белый попугай» с просьбой рассказать смешные случаи. Нет у меня таких. В основном сидение дома и размышления. Я живу другой жизнью. Случаи есть у Ромы Карцева, у актеров, они разъезжают по гастролям, у них концерты. А я не тенор и не могу рассказывать, как я где-то спел.
– Вы ведете дневник?
– Я не веду дневник, но записываю какие-то мысли, хотя, может, собственно, это и есть дневник. У меня есть записные книжечки, и в них – мысли-мысли-мысли... Потом я их пытаюсь развить и развиваю. Думаю, это дневник и есть. Ну что бы я в нем писал? «Выпил газированной воды, вышел, пошел, лег, встал. Пришла Катя, поговорили. Опять вышел. Съел...» Что в этом интересного? А вот если мысль какая-то пришла в голову!..
Идешь навстречу морю в Одессе, по улице Каманина, – оно нависает. И пароходы – выше головы. «Почему не проливается? – пишу я. – Почему не проливается в переулок?» Ну действительно мне это интересно. И почему люди хотят жить возле моря? И что там такое в этом море, если ты приходишь к нему и живешь с ним рядом, и тебе кажется, что все – ты добился своего.
Вот рядом с такой личностью, как МОРЕ, можно жить. Ты понимаешь, что оно не зависит ни от кого. Оно такое от одной стороны до другой, оно кого-то разделяет, кого-то связывает. И поэтому я не могу жить без Одессы, потому и дом там построил. Когда я вижу окно, заполненное водой наполовину, мне больше ничего не нужно.
– Вы с Пугачевой дружите, потому что она тоже остается сама собой? Она действительно вам звонит и просит поговорить?
– Да, звонит. И говорит. И я с ней говорю. Как-то пришла на мой день рождения и сказала обо мне замечательную речь. «Почему Жванецкий сатирик? Что такое сатирик? Маленький какой-то: сати-рик…Он Сатир!» Алла – гениальная женщина. Умнейшая женщина! Ну сколько у нас таких в стране? Ну одна, две, три... И я рад, что у Аллы королевский характер.
Звоню ей, говорю: «Алла, у тебя день рождения?» – «Да, я присылаю за тобой машину!» И народ чувствует этот королевский характер. И подчиняется! Если Алла встанет – мы все встанем. У Райкина тоже такое было: он входил в дверь – и все вставали. Что происходит с телом человеческим – неизвестно, но оно разгибается и поднимается.
– А у вас королевский характер?
– Нет!.. Принц. Почему ж я пишу? Потому что жуткий характер! Есть что писать. Человек с хорошим характером не напишет ничего! А у меня столько намешано! Что я пишу – и еще хватит. Я, в конце концов, перевоплощаюсь в каждого. И когда я прихожу домой в этом жутком состоянии, потому что увидел чье-то удачное выступление, – все это достается моей жене. А потом это выкладывается на бумагу, и вы тоже получаете наслаждение от моих мук.
| 
