Саммит «Большой двадцатки» в Лондоне не очертил новых контуров системы международных отношений. Его участники по умолчанию оставили все как есть, по-братски разделив ответственность за его провал. Так что переход от однополярности к многополярности будет долгим и проблемным
От встречи лидеров двадцати наиболее экономически развитых стран ждали не только серьезных решений в области борьбы с глобальным финансовым кризисом, но и ясных сигналов относительно будущего всей модели мировой политики. И если по первому вопросу были достигнуты хоть какие-то результаты, то второй пункт программы оказался явно невыполненным. После Лондона ясно одно: даже в Вашингтоне осознали, что Pax Americana, новой Римской империи, доминирующей в однополярном мире, уже не получится. Но что будет вместо этого, пока, очевидно, не знает никто
ПОЛЮБИТЬ МИР ЧЕРНЕНЬКИМ
Барак Обама однозначно хочет разгрести те завалы во внешней политике, которые достались ему в наследство от Джорджа Буша. Две слишком дорогие и не слишком удачные кампании на Ближнем Востоке, Иран, вплотную подошедший к созданию ядерного оружия, угроза дестабилизации Северной Кореи после смерти Ким Чен Ира, утрата влияния в Латинской Америке, разрушение трансатлантической солидарности с европейцами, конфронтация с Россией — это лишь основные из международных проблем, стоящих перед новой администрацией. И устранять их гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Даже огромная популярность Обамы в Европе не помогла его администрации полностью восстановить диалог с союзниками. Тот же Лондон показал, что Германия и особенно Франция совсем по-другому видят перспективы западной экономической и ценностной модели, чем американцы. «Похоронить англосаксонскую концепцию капитализма» — вот цель, к которой стремится Николя Саркози. Ничего надежного взамен он не предлагает, но сам посыл указывает на то, что Париж и Вашингтон пусть и останутся союзниками, но не будут единомышленниками. Значит, по любой острой проблеме — от Ирана до реформы МВФ — США опять будут сталкиваться с отсутствием поддержки или даже с противодействием крупнейших европейских стран.
Конечно, встреча Обамы с Дмитрием Медведевым в Лондоне стала важным этапом становления нового сотрудничества США и России. Но и здесь сам по себе саммит «Большой двадцатки» мало что предопределил. Смогут ли Вашингтон и Москва сблизить подходы к ближневосточному урегулированию и ядерной программе Ирана — от этого «перезагрузка» будет зависеть гораздо больше, чем от состоявшихся в рамках саммита «Большой двадцатки» дискуссий. Еще одним существенным фактором станет то, смогут ли стороны воздержаться от выбивания позиций друг друга в ходе выборов в Украине. США уже отказываются от проекта вовлечения Украины в западное сообщество. Или как минимум делают паузу в этом процессе. Это продемонстрировал не только саммит в Лондоне, но и юбилейная конференция НАТО, и, конечно, очевидное нежелание Обамы встречаться с Ющенко. И дело вовсе не в банальном намерении «сдать Украину Путину».
Просто американских стратегов Украина всегда интересовала не сама по себе, а в связи с политикой Вашингтона в отношении России. Успех демократического украинского проекта мог бы стать важнейшим элементом подталкивания самой России к выбору западной модели развития. В другом варианте Украина должна была служить мощным плацдармом в конфронтации с экспансионистской Россией. Нынешняя администрация не верит в возможность изменения траектории развития России, но и не считает ее экзистенциональным врагом, достойным борьбы. Соответственно и Украина теряет для Вашингтона былое значение. Конечно, команда Обамы не позволит Киеву стать соучастником «проекта Россия». Безусловно, США будут следить за сохранением в Украине хотя бы прообраза либеральной демократии. Но не более того. Об остальном украинским политикам предстоит договариваться в Москве.
Россия хочет, чтобы Соединенные Штаты воспринимали ее такой, какая она есть, то есть, перефразируя Гоголя, «полюбила их черненькими, ведь беленькими их всякий полюбит». Совместим ли этот подход с исповедуемым Демпартией США демократическим интервенционизмом и даже некоторым идеализмом, покажет июльский визит Обамы в Москву.
Похоже, «любить черненькими» Вашингтону придется и Иран. В Лондоне об этом официально не говорили, но уже очевидно, что силой препятствовать развитию иранского атомного проекта Америка не будет. Это может в одностороннем порядке попытаться сделать Израиль, но последствия такого шага будут катастрофическими для американских интересов на Ближнем и Среднем Востоке. Поэтому в ближайшие месяцы команде Обамы придется давить на Тель-Авив, а не на Тегеран ради сохранения хотя бы видимости общего мира в регионе.
НЕТ ПОКА НАПОЛЕОНА
С другой стороны, Лондон показал, что Соединенные Штаты по-прежнему остаются государством, которое по своему совокупному потенциалу едва ли не превосходит все остальные страны вместе взятые. И оценивать этот факт с точки зрения такого абстрактного понятия, как «справедливость», абсолютно бессмысленно. Если проводить параллели с близкой сердцу американских неоконсерваторов Римской империей, стоит напомнить, что у той империи были пределы роста, ограниченные непокорными германцами на севере и персами на востоке, был долгий период упадка. Но даже громившие Вечный город варвары, поднявшись над логикой чистого грабежа, не придумали ничего лучше, чем попытаться воссоздать ту же империю, но уже с центром севернее Италии. И Священная Римская империя как призрак великого Рима просуществовала еще тысячу лет. У американской модели сейчас много критиков. Но мало кто может предложить что-либо более дееспособное и соответствующее природе современного западного человека, чем американская либеральная демократия. Полностью неприемлема эта модель только для людей совсем другой, например конфуцианской, культуры, да и те, судя по строительству в КНР настоящего дикого капитализма, не прочь позаимствовать у США многое. Рушить до основания старый мир, не зная, как построить новый, большинство влиятельных игроков, к счастью, не спешат.
Саммит в Лондоне показал, что, несмотря на разговоры о реформировании, на практике все заняты консервацией ранее достигнутого положения. Ведь вопреки моде на рассуждения о необходимости борьбы с финансовыми спекуляциями все понимают, что без этих спекуляций, без производных инструментов, без инвестиционных и хедж-фондов вся западная деловая элита и связанный с ней политический истеблишмент катастрофически обеднеют. В условиях конкурентных рынков норма прибыли крайне мала. Масштабные спекуляции позволяли наживать огромные состояния, не меняя общих правил игры. Миллиардеров стало много. Если все это свернуть, их станет мало, как было еще сто лет назад, когда богатейших людей можно было пересчитать по пальцам одной руки. Менеджеры, юристы, финансисты, брокеры — весь новый истеблишмент, сумевший превзойти по богатству и влиянию собственников активов вроде Рокфеллеров, Морганов и Фордов, вовсе не хотят ренессанса полуаристократических времен, когда богатство и власть были уделом очень узкого круга людей.
Никто не желает распространения на Западе российской или китайской модели государственного капитализма, поэтому гегемонию США будут до последнего поддерживать всеми возможными средствами, понимая, что с ее исчезновением начнется некое «новое Средневековье», когда статус завоевывался мечом или наследовался, но не выигрывался за день на бирже. Саммит «Большой двадцатки» ничего не изменил в мировой политической системе и ее повестке дня. Такие собрания не заменят ООН. И не потому, что ООН хорошо работает. Просто бренд «Объединенные Нации» еще хоть что-то значит. Как «Римская империя». И перестанет значить только тогда, когда на смену ему придет что-то по-настоящему стоящее. Не будем забывать, что Священную Римскую империю ликвидировали только в 1806 году. И сделал это Наполеон. Тогда уже в ходу были такие понятия, как «граждане», «закон», «национальное государство».
|
